13 мая 1956 года в подмосковном посёлке Переделкино, на втором этаже одной из писательских дач прозвучал пистолетный выстрел. 13 мая 1956 года в подмосковном посёлке Переделкино, на втором этаже одной из писательских дач прозвучал пистолетный выстрел. Эхо от него достигло Кремля и вызвало замешательство в высшем эшелоне власти: покончил с собой кандидат в члены ЦК ВКП(б), секретарь Союза писателей. А письмо, оставленное покойным и обращённое к руководителям партии и государства вывело его главных адресатов на себя.
«…На похоронах меня поразило упоминание взятия Крондштадта, в котором Фадеев участвовал. Он рано связал себя с партией, с их преступлениями. Люди того поколения- сгустки истории, она отпечаталась на них и на их судьбах. Но Фадеев был не только палачом, как многие в верхушке партии. Он был и жертвой». «…На похоронах меня поразило упоминание взятия Крондштадта, в котором Фадеев участвовал. Он рано связал себя с партией, с их преступлениями. Люди того поколения- сгустки истории, она отпечаталась на них и на их судьбах. Но Фадеев был не только палачом, как многие в верхушке партии. Он был и жертвой». (Вс. Иванов. «По соседству с Фадеевым» - «Литературная газета», 10.07.1996)
«…в нём – со всеми наслоениями – чувствовался русский самородок, большой человек, но, Боже, что это были за наслоения! Вся брехня сталинской эпохи, все её идиотские зверства, весь её страшный бюрократизм, вся её растленность и казённость находили в нём послушное орудие. Он – по существу – добрый, человечный, любящий литературу «до слёз умиления», должен был вести литературный корабль самым гибельным и позорным путём – и пытался совместить человечность с гепеушничеством. Отсюда зигзаги его поведения, отсюда – его замученная СОВЕСТЬ в последние годы» Корней Чуковский
В течение многих лет Фадеев был одним из руководителей Союза писателей, а впервые послевоенные годы (1946-1954) – даже генеральным секретарём и председателем правления, одновременно с 1939 по 1956 был членом ЦК партии. В течение многих лет Фадеев был одним из руководителей Союза писателей, а впервые послевоенные годы (1946-1954) – даже генеральным секретарём и председателем правления, одновременно с 1939 по 1956 был членом ЦК партии. Он как руководитель ставил свою подпись на множестве резолюций об аресте писателей, объявленных «врагами народа», многих из которых хорошо знал лично. Ведь он добросовестно выполнял свой партийный долг, проводя в «области литературы» линию партии и послушно выполняя волю Сталина. (Вячеслав Влащенко)
«Я очень быстро повзрослел, обрёл качества воли, выдержки, политически обогнал своё поколение на несколько лет, научился влиять на массу, преодолевать отсталость, косность в людях, идти наперекор трудностям, всё чаще обнаруживая самостоятельность в решениях и организаторские навыки, - одним словом, я вырастал в ещё хотя и маленького по масштабам, но политически всё более сознательного руководителя». «Я очень быстро повзрослел, обрёл качества воли, выдержки, политически обогнал своё поколение на несколько лет, научился влиять на массу, преодолевать отсталость, косность в людях, идти наперекор трудностям, всё чаще обнаруживая самостоятельность в решениях и организаторские навыки, - одним словом, я вырастал в ещё хотя и маленького по масштабам, но политически всё более сознательного руководителя».
В 16 лет вступает в партию большевиков и становится участником гражданской войны В 16 лет вступает в партию большевиков и становится участником гражданской войны В 19 – уже комиссар бригады В1921 – делегат X съезда партии Несколько лет учится в Горной академии в Москве Затем на партийной журналистской работе в Краснодаре и Ростове
1923 – рассказы «Разлив» и «Против течения» 1923 – рассказы «Разлив» и «Против течения» 1926 – роман «Разгром» 1933-1940 – роман «Последний из удэгэ» 1945 – роман «Молодая гвардия» 1942 – 1945 – публицистика о войне 1951-1956 – явно конъюктурный роман «Чёрная металлургия»
Владимир Тендряков. «Охота». Владимир Тендряков. «Охота». В.Боборыкин. «Александр Фадеев. Писательская судьба». Москва, 1989. В.Боборыкин. «Уроки одной трагедии». – «Русская литература XX века. Очерки. Портреты. Эссе. Книга для учащихся 11 класса средней школы». Часть I. Под ред. Ф.Кузнецова. Москва, «Просвещение», 1991, стр. 225- 243.
Павел случайно услышал, как Левинсон предлагал врачу отравить тяжелобольного, нетранспортабельного партизана Фролова. “«Они хотят убить его...» – сообразил Мечик и побледнел. Сердце забилось в нём с такой силой, что казалось, за кустом тоже вот-вот его услышат”. Молодой боец не бездействует, а пытается отвести руку Сташинского с ядом. “Обождите!.. Что вы делаете?.. – крикнул Мечик, бросаясь к нему с расширенными от ужаса глазами”. Литературоведы, рассматривая этот эпизод, обычно ссылаются на особые условия, трудности и тому подобное. Но “временными трудностями” у нас всегда оправдывали политические преступления и экономическое недотёпство. В данном случае нас интересует реакция Павла Мечика. Сопоставим с откликом Морозки и других на смерть товарища, на его отравление: Павел случайно услышал, как Левинсон предлагал врачу отравить тяжелобольного, нетранспортабельного партизана Фролова. “«Они хотят убить его...» – сообразил Мечик и побледнел. Сердце забилось в нём с такой силой, что казалось, за кустом тоже вот-вот его услышат”. Молодой боец не бездействует, а пытается отвести руку Сташинского с ядом. “Обождите!.. Что вы делаете?.. – крикнул Мечик, бросаясь к нему с расширенными от ужаса глазами”. Литературоведы, рассматривая этот эпизод, обычно ссылаются на особые условия, трудности и тому подобное. Но “временными трудностями” у нас всегда оправдывали политические преступления и экономическое недотёпство. В данном случае нас интересует реакция Павла Мечика. Сопоставим с откликом Морозки и других на смерть товарища, на его отравление: “– Фролов умер, – глухо сказал Харченко. Морозка туже натянул шинель и снова заснул. На рассвете Фролова похоронили, и Морозка в числе других равнодушно закапывал его в могилу”.
Жалеть товарищей здесь не принято. Исчез разочаровавшийся в партизанщине старик Пика. “Никто не пожалел о Пике. Только Мечик с болью почувствовал утрату”. Воистину: “...ведь и мы никого не жалели”. Разочарование постигло Пику, Мечика. Ну а Морозка? “Морозка чувствовал себя обманутым в прежней своей жизни и снова видел вокруг себя только ложь и обман”. Мысли и чувства Морозки могут, оказывается, неожиданно перекликаться с размышлениями и чувствами Мечика. “...И он (Морозка. – Г.Я.), может быть, очень скоро погибнет от пули, не нужный никому, как умер Фролов, о котором никто не пожалел”. Жалеть товарищей здесь не принято. Исчез разочаровавшийся в партизанщине старик Пика. “Никто не пожалел о Пике. Только Мечик с болью почувствовал утрату”. Воистину: “...ведь и мы никого не жалели”. Разочарование постигло Пику, Мечика. Ну а Морозка? “Морозка чувствовал себя обманутым в прежней своей жизни и снова видел вокруг себя только ложь и обман”. Мысли и чувства Морозки могут, оказывается, неожиданно перекликаться с размышлениями и чувствами Мечика. “...И он (Морозка. – Г.Я.), может быть, очень скоро погибнет от пули, не нужный никому, как умер Фролов, о котором никто не пожалел”.
Желая показать процесс и результаты перевоспитания человека в огне гражданской войны, Фадеев, судя по всему, собирался противопоставить революционное и моральное совершенствование “простого” человека – Морозки – политической и нравственной деградации интеллигента Мечика. Не получилось. Хотя бы уже потому, что развитие Мечика происходило быстро по восходящей (с точки зрения революционного автора) и его скверный поступок в последней главе не явился следствием его взглядов и поведения, описанных на протяжении шестнадцати предыдущих глав, а вступает в противоречие с ними. В то же время процесс “переделки” Морозки отражён слабо, и его самоотверженный поступок в конце книги продиктован, как следует из текста, не преданностью марксистско-ленинским идеям и не приобретённой “закалкой” характера, а тем же чувством товарищества (или компанейства?), которое владело им ещё до революции, когда он “не выдал зачинщиков”. Желая показать процесс и результаты перевоспитания человека в огне гражданской войны, Фадеев, судя по всему, собирался противопоставить революционное и моральное совершенствование “простого” человека – Морозки – политической и нравственной деградации интеллигента Мечика. Не получилось. Хотя бы уже потому, что развитие Мечика происходило быстро по восходящей (с точки зрения революционного автора) и его скверный поступок в последней главе не явился следствием его взглядов и поведения, описанных на протяжении шестнадцати предыдущих глав, а вступает в противоречие с ними. В то же время процесс “переделки” Морозки отражён слабо, и его самоотверженный поступок в конце книги продиктован, как следует из текста, не преданностью марксистско-ленинским идеям и не приобретённой “закалкой” характера, а тем же чувством товарищества (или компанейства?), которое владело им ещё до революции, когда он “не выдал зачинщиков”.
Одно из главных обвинений, брошенных Мечику литературоведами, – трусость. Прежде чем доказать обратное, я хотел бы напомнить, что, к сожалению, едва ли не каждый человек, и вовсе не природный трус, а мужественная, сильная личность, в критические минуты может испытывать страх, испуг, ужас. Только ханжа станет это отрицать. Вспомним хотя бы сцену из «Войны и мира» Толстого. Пьер во время Бородинского сражения спрашивает храброго солдата: Одно из главных обвинений, брошенных Мечику литературоведами, – трусость. Прежде чем доказать обратное, я хотел бы напомнить, что, к сожалению, едва ли не каждый человек, и вовсе не природный трус, а мужественная, сильная личность, в критические минуты может испытывать страх, испуг, ужас. Только ханжа станет это отрицать. Вспомним хотя бы сцену из «Войны и мира» Толстого. Пьер во время Бородинского сражения спрашивает храброго солдата: – А ты разве боишься? – А то как же? – отвечал солдат. Летят ядра. “Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как единственное убежище от всех ужасов, окружавших его”. Не свободны от страха и герои романа Фадеева. Когда раздались выстрелы, Левинсон увидел “побледневшие и вытянувшиеся лица партизан, он прочёл то же единственное выражение беспомощности и страха...” Страх охватывает иногда даже любимца Фадеева отважного Бакланова. “«А что, ежели заметят?» – подумал Бакланов с тайной дрожью”.
Раздел: Литература советского периода [Всего статей в разделе: 395] Тема: А.А.Фадеев [Всего статей по теме: 8] Раздел: Литература советского периода [Всего статей в разделе: 395] Тема: А.А.Фадеев [Всего статей по теме: 8] Оксана Кучерова. "Образ коня в русской литературе" (№6/2003) Григорий Яковлев. "Ошибка Фадеева или Мечика" (№3/2001) Бенедикт Сарнов. "Бабель на фоне современников" (№34/2000) Вячеслав Влащенко. "Соцреализм в действии. Писатель и его роман" (№40/1998) Дарья Ашурова. "Судьба интеллигенции в революции. На примере романа Фадеева «Разгром»" (№17/1997) Владимир Александров. "Имя твоего завтра — смерть" (№44/1996) Константин Соболев. "Наддо ли переделывать людей?" (№44/1995) Бенедикт Сарнов. "Всё лишнее за борт" (№27/1994)
Автор идеи – Автор идеи – Либерцова В.В., учитель русского языка и литературы МОУ «Ильинская средняя общеобразовательная школа»