Презентация на тему: Мой Пушкин
МОЙ ПУШКИН Это рассказ о вторжении в душу ребенка стихии стиха. И рассказ о неумолчном ответном эхе, родившемся в этой душе. Незаурядной душе: ребенку ведь и самому предстояло стать поэтом, да еще выдающимся, решительно непохожим ни на кого на свете.
ПУШКИН МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ
Первое, что я узнала о Пушкине, Это была картина в спальне матери – «ДУЭЛЬ» Снег, черные прутья деревец, двое черных людей проводят третьего, под мышки, к саням - а еще один, другой, спиной отходит. Уводимый - Пушкин, отходящий - Дантес. Дантес вызвал Пушкина на дуэль, то есть заманил его на снег и там, между черных безлистых деревец, убил.это - что его убили.
Памятник Пушкина был — обиход, такое жедействующее лицо детской жизни…Памятник Пушкина был одна из двух (третьей не было) ежедневных неизбежных прогулок — на Патриаршие Пруды — или к Памятник-Пушкину. И я предпочитала— к Памятник-Пушкину, потому что мне нравилось, раскрывая и даже разрывая на бегу мою белую "кофточку", к нему бежать и, добежав, обходить, а потом, подняв голову, смотреть на чернолицего и чернорукоговеликана, на меня не глядящего, ни на кого и ни на что в моей жизни не похожего. А иногда просто на одной ноге обскакивать. А бегала я, несмотря на собственную толстоватость —лучше всех: от чистого чувства чести: добежать, а потом уж лопнуть.Мне приятно, что именно памятник Пушкина был первой победой моего бега.Памятник А. С. Пушкину (Опекушин)
С памятником Пушкина была и отдельная игра, моя игра, а именно: приставлять к его подножью мизинную, с детский мизинец, белую фарфоровую куколку —приставлять к гигантову подножью такую фигурку и,постепенно проходя взглядом снизу вверх , пока голова не отваливалась, — сравнивать. Памятник Пушкина был и моей первой встречей с черным и белым: такой черный! такая белая! Памятник Пушкина был и моей первой встречей с числом: сколько таких фигурок нужно поставить одна на другую, чтобы получился памятник Пушкина. И ответ был уже тот, что и сейчас: "Сколько ни ставь..."— с горделиво-скромным добавлением: "Вот если бы сто меня, тогда — может, потому что я ведь еще вырасту..." Так что Памятник-Пушкина был и моей первой встречей с материалом: чугуном, фарфором, гранитом— и своим. Памятник Пушкина со мной под ним и фигуркой подо мной был и моим первым наглядным уроком иерархии: я перед фигуркой великан, но я передПушкиным — я. То есть маленькая девочка.
Первый урок числа, первый урок масштаба, первый урок материала, первый урок иерархии, первый урок мысли и, главное, наглядное подтверждение всего моего последующего опыта: из тысячи фигурок, даже одна на другую поставленных, не сделаешь Пушкина.
Запретный шкаф… Запретный плод… Этот плод — том, огромный сине-лиловый том с золотой надписью вкось — Собрание сочинений А. С. Пушкина. Пушкина я читаю в шкафу, носом в книгу и в полку, почти в темноте и почти вплоть и немножко даже удушенная его весом, приходящимся прямо в горло, и почти ослепленная близостью мелких букв. Пушкина читаю прямо в грудь и прямо в мозг. Мой первый Пушкин — "Цыганы": таких имен я никогда не слышалаживых цыган я никогда не виделаи вот совсем новое слово — любовь
В шесть лет я влюбилась…Влюбилась в Онегина и в Татьяну (и, может быть, в Татьянунемножко больше), в них обоих вместе, в любовь. И ниодной своей вещи я потом не писала, не влюбившисьодновременно в двух (в нее — немножко больше), не вних двух, а в их любовь. В любовь. Но еще одно, не одно, а многое, предопределил во мне "Евгений Онегин". Если я потом всю жизнь по сей последний день всегда первая писала, первая протягивала руку — и руки, не страшась суда — тотолько потому, что на заре моих дней лежащая Татьяна в книге, при свечке, с растрепанной и переброшенной через грудь косой, это на моих глазах — сделала. И если я потом, когда уходили (всегда — уходили), не только не протягивала вслед рук, а головы не оборачивала, то только потому, что тогда, в саду, Татьяна застыла статуей.Урок смелости. Урок гордости. Урок верности. Урок судьбы. Урок одиночества.
Самое любимое из страшных, самое по-родному страшное и по-страшному родное были — "Бесы". "Мчатся тучи, вьются тучи — Невидимкою луна..." Все страшно — с самого начала: луны не видно, а она — есть, луна — невидимка, луна в шапке-невидимке, чтобы все видеть и чтобы ее не видели. Странное стихотворение (состояние), где сразу можно быть (нельзя не быть) всем…
Да, что знаешь в детстве — знаешь на всю жизнь, но и: чего не знаешь в детстве — не знаешь на всю жизнь. Для меня до-семилетней и семилетней моего «хрестоматийного» Пушкина было мало! Составитель хрестоматии, очевидно, усумнился в доступности младшему возрасту понятий тоски, предчувствия, заботы, теснения и всечасности. Стальными спицами в наморщенных руках няни икончалось мое хрестоматическое "К няне", из которого я на всю жизнь узнала, что старую женщину — потому-то родная —можно любить больше, чем молодую — потому что молодая и даже потому что — любимая.
Ты теперь не прежний Пушкин, ты — мой Пушкин Что в имени тебе моем?..Что в имени тебе моем?Оно умрет, как шум печальныйВолны, плеснувшей в берег дальний,Как звук ночной в лесу глухом.Оно на памятном листкеОставит мертвый след, подобныйУзору надписи надгробнойНа непонятном языке.Что в нем? Забытое давноВ волненьях новых и мятежных,Твоей душе не даст оноВоспоминаний чистых, нежных.Но в день печали, в тишине,Произнеси его тоскуя;Скажи: есть память обо мне,Есть в мире сердце, где живу я...
